Ксения Собчак: Не люблю, когда люди выкручиваются и лицемерят

20 и 21 октября состоится голосование в Координационный cовет (КС) оппозиции. 211 кандидатов-самовыдвиженцев из более чем 40 городов страны будут бороться за 45 мест в Совете. Выборы пройдут в интернете, членов Совета будут выбирать прямым голосованием на сайте, где уже зарегистрировалось около 100 тысяч человек. Ксения Собчак рассказала в интервью «Белорусскому партизану», почему она участвует в выборах КС и что ее привело в политику и сделало оппозиционеркой.

— Когда у Вас произошел мировоззренческий слом и Вы из модных тусовок переключились на политику?

— Это не соответствует действительности, то, как все выглядит со стороны. Со стороны это выглядит так: Ксения Собчак сидела с модными подружками, обсуждала моду, потом то ли влюбилась в Яшина, то ли еще что-то, какие-то амбиции у нее появились, и она кинулась в политику. Это не правда.

Мой круг общения всегда был другим. И мы всегда смеялись, что таблоидам тяжело было ставить съемки с моих дней рождения: они ждали Киркорова и Баскова, а их там не было, и приходили Миша Фридман (олигарх — прим. БП), Прохоров, Немцов , Ваня Дыховичный (покойный кинорежиссер- прим. БП), Быков и Парфенов. Я с ними со всеми общаюсь очень много лет, с ними я дружу.

Да, у меня есть близкая подруга Ульяна Сергеенко, но мы с ней тоже обсуждаем не парижские коллекции, а философию Эриха Фрома, например. Я никуда не перепрыгивала и у меня не было толпы гламурных подружек, от которых я бы сейчас убегала.

— Зачем вы обидели Чулпан Хаматову и на гламурной тусовке требовали от нее ответа, почему она голосовала за Путина? Провокация — это ваш стиль?

— У каждого человека есть какая-то своя функция или талант. Моя линия разделения в журналистике не идет по принципу «за Путина» или «Против Путина», «за мир во всем мире» или «за войну». Она идет по принципу честности. Лицемерит человек, искренен он или не искренен. Так как для меня это является самым главным в жизни, я любого своего собеседника пальпирую по этому принципу. И в этом смысле Говорухин, который приходит ко мне на интервью, и на 20 минуте говорит, что он не любит молодежь, и что ему вообще вся эта тусовка противна, и не интересна, этот человек вызывает глубокое мое уважение. Хотя все что, он говорит, со мной не совпадает. Но то, насколько он об этом честно говорит, вызывает уважение.

У меня к Чулпан Хаматовой вопрос не в том, что она поддержала Путина. Претензия возникла из-за того, что она захотела и Путина поддержать, и еще показать, что она чистая и честная: мол, меня заставили, но я об этом не говорю, что меня заставили, вы же все понимаете…

Так я уверена, что ее никто не заставлял, сделала она все сама, то я считаю, что получается странная ситуация. Если ты приносишь в жертву свою репутацию ради жизни детей, то тогда уже приноси эту жертву, а не ходи и не говори об этом.

Я все время привожу такой пример. Представьте: большая свадьба, молодая невеста выходит замуж за явно некрасивого, ужасного, отвратительного, бандитского вида человека лет 50. Все понимают, что она его не любит, но он бабушку ее от рака вылечил в Германии, маме квартиру купил, ее вывез из села в город. Все гости в курсе, много лет общаются. Тут встает невеста и со слезами на глазах вдруг говорит текст, например: гости дорогие, вы же понимаете, я просто обязана, мне просто помогли, — и так вздыхает тяжело. Любой нормальный человек на ее месте встал бы и сказал: слушай, я так тебя люблю, я вообще за тебя. И все знают, что это не правда, но они понимают, что это проявление благодарности. И в этом смысле позиция Федора Бондарчука мне кажется гораздо более честной, чем Чулпан Хаматовой.

— Т.е. цинично плевать на все честнее, чем выкручиваться?

— Выкручиваться не честно. Если Чулпан Хаматова приняла на себя, что готова погубить свою репутацию ради спасения детей, которым помогает Путин, то должна идти до конца. А не намекать нам левым глазом, что на самом деле она все это не одобряет. Это не очень честно. С Федей Бондарчуком ситуация сложнее, потому что он все-таки не детей спасает, а фильмы снимает. Одно дело, когда на кону человеческая жизнь, и совсем другое, когда речь идет только о больших деньгах.

— Ну, с Чулпан Хаматовой все понятно. Вопрос к Вам. Вы зачем встаете на свадьбе и обличаете невесту?

— Я не могу по-другому. Я как только это лицемерие в человеке вижу, сразу начинаю в эту точку давить. Я недавно узнала, что тысячи клеток заняты только тем, что ищут неправильное развитие клеток, которые образуют рак, и их уничтожают. Они только видят, что клетка начинает неправильно развиваться, они входят в нее и белком уничтожают. Собственно рак возникает только тогда, когда этих клеток не хватает.

— Вы — антивирус российского гламура?

— Не российского гламура. Я очень не люблю, когда люди крутятся на сковородке. Умный и грамотный человек может обосновать замечательно и прекрасно даже то, что он любит Путина или Лукашенко. Но ты уже встань в какую-то позицию.

— Вы постоянно подчеркиваете, что против революций и потрясений. Но ваши политические оппоненты могут ситуацию раскручивать и втягивать оппозицию и вас в том числе в эти разборки. Обыски, допросы — как далеко Вы готовы зайти в отстаивании своих политических взглядов и своих принципов?

— Что значит, насколько далеко я могу зайти? Я точно не заинтересована в том, чтобы в моей стране была новая революция. Я считаю, что это не правильно, потому что она не приведет ни к чему хорошему. Т.е. ситуация плохая, но революция сделает ее еще хуже.

— Все Ваши нынешние соратники, они все за революцию: Навальный, Яшин, Немцов…

— Да, а я нет.

— Значит, когда-то же Вам придется выбирать, продолжать ли эту историю или выходить из нее?

— Если все будет идти в сторону революции, то я в нее не пойду. Все примеры революции в нашей стране, к сожалению, говорят о том, что это приведет к большему хаосу и люди станут заложниками каких-то политических идей. И для людей среднего класса, для всех тех, кто сейчас в нашей стране хоть что-то делает: создает малый бизнес, создает рестораны, кафе, какие- то места отдыха, — ситуация будет хуже всего. Они опять от этого пострадают. Ни олигархи, против которых сделают прогрессивную шкалу, обложат налогами и так далее, потому что они все очень быстро выведут деньги за границу, уедут и начнут там заниматься другими делами. А пострадает как раз тот средний класс, который опять станет заложником этой революции. Поэтому я не за Путина, я не против Путина, я за право-центрисский взгляд. Я не богатый человек. Может быть, по меркам России я — богатый человек, но по меркам Европы я — up middle class. Я стою за ценности среднего класса. Я считаю, что нельзя позволить популистким лозунгам опять уничтожить вновь зародившиеся человеческое пространство.

— Михаил Прохоров остается вашим другом после того, как закрыл ваши программы на своем канале?

— Я бы не сказала, что он мой приятель, он скорее человек, которого я уважаю. Человек, на мой взгляд, порядочный, попавший в непростую ситуацию и пытающийся из нее как-то мудро и грациозно выйти… Это не всегда получается.

— Почему Вы решили избираться в Координационный совет оппозиции?

— Я считаю это общественной нагрузкой. Я иду в блоке и это сделано не случайно. Очевидно, что я пройду по любому. Я хочу, чтобы прошло 10 человек. Я иду в блоке с Быковым, с Улицкой, с Ясиной, с Гельфандом, с Адагамовым, Дзядко, с Пархоменко…

Я считаю, что протест имеет шанс вообще на что-то в этом мире, только если он будет носить ярко выраженный либеральный характер. Поэтому моя задача максимально сделать его либеральным. Я бы с радостью туда бы не шла. Если бы у нас было 30 нормальных, адекватных либеральных политиков. У нас их нет. Если я туда не пойду, там будет в 5 раз больше Подкиных и прочих националистов. Пусть я лучше своим телом займу это место и люди типа Улицкой, Ясиной и Шаца, которые точно не будут мракобесничать. А это сейчас в протесте самое главное.

— Вы не боитесь провала? Помните, как вас освистали на первом митинге?

— Я ничего не боюсь. Я знала, что на первом митинге меня будут освистывать. И у меня есть доказательства. Это был момент, когда мы познакомились с Ильей Яшиным. А познакомились мы так. Мы все стояли перед сценой и ждали своей очереди для выступления. Я к нему подошла и попросила пропустить вперед, потому что мы с Парфеновым улетаем вечером в Мюнхен, нам нужно было по делам. Я опаздывала на самолет. Меня никто не пропускал кроме Яшина. Все рвались вперед, а он меня пропустил и сказал: «Интересно, как тебя там будут принимать». Я говорю: «Чего тут интересно, понятно, что меня сейчас освистают». Он так еще удивился: «А зачем тогда пришла?» — «Потому что сейчас освистают, а через 5 месяцев не будут освистывать». Ну, так все и произошло. Потом было еще несколько митингов. Там уже все мне хлопали, никто не свистел. Это же процесс. Я понимала, на что я иду.

— Яшин — чистое политическое животное. Он с отрочества занимался политикой и живет только политикой. Не думает о моде. Вы чувствуете ответственность за ваши отношения, мы же в ответе за тех, кого приручили?

— Конечно, чувствую. Мне очень нравится. Я считаю, что мужчина не должен интересоваться модой. У меня не было ни одного молодого человека, который интересовался модой. Илья очень интересный молодой человек. Он действительно верит в то, о чем он говорит. Он очень искренний человек, он этим меня и подкупил.

— А если Вы разочаруетесь в политике, в этой всей истории, если перемены, которых Вы ждете, затянутся…

— Конечно, затянутся, я знаю, что они затянутся. А с тем, куда сейчас идет протест, они затянутся еще больше.

— Да, и это может быть приведет к распаду ваших отношений с Ильей.

— Ну, это вряд ли может привести к распаду. Скорее какие-то наши личные неурядицы могут привести к распаду.

— У вас не возникает ощущения, что Вы его ставите в какие-то условия, в которых ему не удобно, ведь ему не удобно ходить на все эти гламурные тусовки?

— А он туда и не ходит. Мы ходим только туда, где нам уютно обоим. На день рождения «Эхо Москвы». Я туда пошла и он бы туда пошел сам по себе, поэтому мы вместе идем. Я же не требую, чтобы он пошел со мной на премию «Гламур года», и спокойно иду туда с фешн-редактором своего журнала.

— Вы свое поведение и свои планы корректируете с учетом наличия в Вашей жизни такого человека, как Илья Яшин?

— Конечно, но это происходит само по себе. Т.е. мне куда-то не хочется идти, остаемся дома или встречаемся с его друзьями. Это с любым человеком так. Это не вопрос в Илье Яшине, я и раньше так себя вела. Люди подстраиваются друг под друга.

Для чего тогда быть вместе? Решать проблемы друг друга. Иначе, мне кажется, нет ценности в отношениях. Другое дело, что бывают интересы, которые люди не разделяют. Но это не важно, политика это или спорт, йога или еще что-то. Яшин, например, любит футбол, я терпеть не могу футбол, но он ходит туда с друзьями. А я каждый день занимаюсь спортом, я это тоже делают одна. В этом нет противоречий. Главное, что должны быть вещи, которые объединяют, нас очень многое объединяют.

— Вы ворвались в историю политическую и влезли в мужские игры. У Вас уже забирали деньги и угрожали уголовными делами, закрыли проекты на телеканалах. Через мать не пробовали как-то Вас образумить, остановить?

— Ну, мама…. Конечно, тяжело это все восприняла. Но мы работаем над этим. Не легко, честно могу сказать. Ну, для нее прежде всего. И мне сложно, ведь получается, что я ее подставляю таким образом.

— У Вас есть ощущение дистанции, которую Вы можете пройти? Вы видите край, за который Вы не зайдете в этом новом своем проекте?

— Конечно. Этот край лежит внутри меня. Он не лежит во внешней плоскости. Край того, что я против революции, против любого вида всех этих коммунистических идей, против кровопролития и жесткого насилия.

— Понятно, что Вы хотите сделать. Но есть же и противная сторона с ее планами в отношении вас. Что может вынудить вас отступить?

— Для меня это не является проектом. Это мои принципы жизни. Где я сломаюсь, если мы так формируем, я не знаю. Также, как я не знаю, если меня будут пытать. Я не могу знать, скажу я код от сейфа или страшную тайну Ильи Яшина. Я этого не знаю, потому что я не знаю, где порок моей боли, ведь он у каждого есть. И говорить сейчас об этом по крайней мере странно.

Наверное, есть обстоятельства, что если у мамы будет какая-то невероятная проблема или там начнут сжигать дома, приставят пистолет и так далее. Я правда не знаю, когда это произойдет. Может быть наоборот, не ломаюсь, а стану еще жестче. Например, история с обыском сама по себе не была большим потрясением, а большим потрясением стала дистанция каких-то моих близких друзей. Это я очень тяжело переживаю. Мне казалось, я буду переживать это гораздо легче. А вещи, которые в глазах других людей стали трагедией: изгнание из федеральных каналов, деньги и прочее, — для меня прошло спокойно.

Добавить комментарий