Ксения Собчак. Интервью после обыска. ЭХО Москвы
В какой-то момент омоновец выносит какой-то пакет коричневый, и собака что-то начинает лаять. Он говорит: «Что это?» И я начинаю просто трястись, потому что я понимаю, что мне сейчас подкинули наркотики, что я не знаю, что это за пакет, я вижу его первый раз в жизни…
Т.ДЗЯДКО: Я приветствую аудиторию телекомпании RTVi, радиостанции «Эхо Москвы», программа «Обложка-1», в студии – ведущие Софико Шеварднадзе и Тихон Дзядко. Приветствую.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Привет.
Т.ДЗЯДКО: Мы рады приветствовать в нашей студии телеведущую Ксению Собчак. Ксения, добрый вечер.
К.СОБЧАК: Добрый вечер.
Т.ДЗЯДКО: Я напомню все наши координаты. +7 985 970-45-45 – это номер, по которому вы можете присылать свои SMS с вопросами и комментариями сюда в студию. Также это можно делать с помощью Twitter’а, если вы пишете аккаунту @vyzvon и с помощью нашего сайта в интернете echo.msk.ru, и также на нашем сайте, напомню, на нашем сайте, который, я надеюсь, уже лучше работает, чем сегодня днем, поскольку сегодня днем, напомню, была очень мощная DDoS-атака на некоторое количество интернет-ресурсов, в частности, на сайт «Эха Москвы», так вот на сайте «Эха Москвы» должна идти видеотрансляция, организованная компанией Сетевизор. Эту же видеотрансляцию вы можете смотреть на ваших iPhone’ах и прочих мобильных устройствах. Тема наша звучит следующим образом: «После допроса в Следственном комитете». Действительно, Ксения Собчак, как вы знаете из новостей, сегодня… Сколько часов это продолжалось?
К.СОБЧАК: 6, по-моему,
Т.ДЗЯДКО: 6 часов?
К.СОБЧАК: Ну, в 11 мы приехали и в 16:30 меня отпустили.
Т.ДЗЯДКО: А сколько было вопросов? Вот, Илья Яшин и Анастасия Удальцова, если не ошибаюсь, сказали, что у них было 56 вопросов.
К.СОБЧАК: У нас было такое же количество вопросов.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: И это длилось 6 часов?
К.СОБЧАК: Ну, это же все носило как всегда… Вы знаете, наша же вообще система вся построена на унижении, а не на выяснении. Поэтому меня заставляли очень медленно перечитывать документ, который мы предъявили, ну, как мои показания в письменном виде. Чтобы сэкономить время, мы заранее с адвокатами написали то заявление, которое мы хотим сделать, и, собственно, тот ответ, некую нашу позицию по нашему делу. Ну, вот это все… Сказали: «Нет, Ксения Анатольевна, вы сами зачитывайте. Нет, еще медленнее. Нет, вот повторите еще раз».
Т.ДЗЯДКО: Это большой какой-то документ?
К.СОБЧАК: Нет, он не большой, но все это специально очень медленно пишется, все это долго происходит, постоянные выходы, совещания.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: То есть ты им диктовала, а они записывали?
К.СОБЧАК: Да. Но это все такое носило характер, все это специально очень медленно диктуйте. Говорю: «Как же? Можно же просто передать этот документ и все. Или давайте адвокат зачитает» — «Нет, пусть Ксения Анатольевна сама, да еще помедленнее, давайте еще раз». И все это продолжалось бесконечное количество времени. Выходы, заходы, уходы. Ну, в общем… И совершенно, главное, противоправные действия.
Т.ДЗЯДКО: Противоправные в чем?
К.СОБЧАК: Ну, например, в том, что в ходе обыска по совершенно непонятным причинам и без какого-либо объяснения…
Т.ДЗЯДКО: Подождите, это обыск. Давайте об обыске чуть позже.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Мы просто до обыска дойдем. Это отдельная тема. Давай еще спросим тогда про допрос.
Т.ДЗЯДКО: Вот, если касаться сегодняшнего дня.
К.СОБЧАК: Ну, например, у меня в том числе зачем-то стали требовать копию моей подписи, хотя я не являюсь ни подозреваемым по этому делу, ни нет никаких объяснений.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты одна сидела?
К.СОБЧАК: Я сидела с адвокатами.
Т.ДЗЯДКО: А в каком качестве в повестке? Вы в качестве свидетеля указаны?
К.СОБЧАК: Я указана в качестве свидетеля по делу о беспорядках от 6 мая. Это при том, что меня не было на этом митинге, на этом марше и я писала причины, по которым я туда не пошла. И я как политолог давала некий свой прогноз того, как и почему это должно и будет происходить. В общем-то, по каким-то неведомым для меня причинам я иду свидетелем по этому делу.
Т.ДЗЯДКО: А вот на эти 56 вопросов вы давали ответ? Или вы воспользовались, например, как Илья Яшин 51-й статьей Конституции?
К.СОБЧАК: Я воспользовалась 51-й статьей Конституции.
Т.ДЗЯДКО: То есть, соответственно, на каждый вопрос вы отказывались давать показания?
К.СОБЧАК: Да. Ну, это на данный момент единственная какая-то рациональная позиция, потому что уже понятно, что на данный момент любой твой ответ будет использоваться в любом случае против тебя, что бы ты ни сказала.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну вот ты вышла оттуда, у тебя какое ощущение? Тебя опять будут вызывать, заново?
К.СОБЧАК: Вы знаете, у меня ощущение, что это некая политическая расправа. У меня нет другого ощущения, и очевидно, что здесь совершенно не имеет уже отношения происходящее к закону совершенно никакого. То есть это просто акт политической расправы. Причем, ну, мне даже кажется, что он не очень прикрывается. Потому что те действия, которые происходят, даже исходя из даже моих юридических познаний, которые не являются обширными, но это все выглядит абсурдно.
Т.ДЗЯДКО: Но акт политической расправы или, например, политической разводки, скажем так? В том смысле, что политическая расправа предполагает, что вслед за первым фактом следует второй, третий и четвертый.
К.СОБЧАК: Вы знаете, я считаю так. Что, все-таки, согласитесь, я и всегда об этом говорю, и всегда так себя позиционирую как человек, стоящий на вполне умеренных позициях. Я – человек с профессией, я – человек известный. Меня сложно за быстрое время омаргиналить, сделать из меня, как это показывают по федеральным каналам, какого-то отморозка, который кидается асфальтом в ОМОН. Это сделать сложно, потому что все понимают, что я – человек, который всегда занимался делом, я – человек, который зарабатывает, я – человек рациональный. И я всегда за диалог и за какой-то компромисс. Но вот вся ситуация эта показывает, что это совершенно не имеет никакого значения. Если нельзя омаргиналить, значит, нужно опорочить любым возможным способом, значит, нужно затравить, значит, нужно начать то, что началось, потому что… Ну, я не верю, что в мою квартиру человека законопослушного, человека, который никаким образом никогда не был замечен в каких-то противоправных действиях, можно без какой-то политической воли вот так вот ворваться в 8 утра 20-тью омоновцами. Вот, я в это не верю.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Скажи, пожалуйста, вот ты лично, как ты считаешь? Ты говоришь о политической расправе. Это что делается, по прямому указу Путина? Или это, скорее всего, из истории сделать приятно вышестоящему и давай мы еще припугнем Ксюшу заодно?
К.СОБЧАК: Я не знаю. Я надеюсь, что это желание выслужиться. Я всегда, ну, как-то надеюсь на лучшее, потому что я понимаю, я вижу это просто по окружению вокруг себя, как самоцензура гораздо больше работает, чем реальная цензура. К сожалению, до сих пор в нашей стране это так. Поэтому когда ты чего-то не знаешь, в мутной воде лучше всегда лишний раз выслужиться, чем понять, что происходит.
Но на самом деле, это не имеет значения, потому что, ну, это же все происходит, это же никто не останавливает. А дальше мы посмотрим, как далеко зайдет этот абсурд, то есть там уже все станет ясно.
Т.ДЗЯДКО: Мне хотелось бы вернуться к сегодняшнему дню. Вот эти 56 вопросов, которые, как ты говоришь, тебе на протяжении 6 часов задавали. Это были вопросы о чем? Какого характера?
К.СОБЧАК: Ну, вопросы, связанные с деньгами, которые у меня были в квартире, вопросы, связанные с тем, с какими людьми я знакома или не знакома, перечень каких-то фамилий, отчасти незнакомых фамилий. Ну, вот, какие-то вопросы, которые… Ну, я не думаю, что нужно об этом детальнее говорить, не вполне это будет, наверное, правильным. Но, в целом, это какие-то очень такие, нейтральные вопросы по фамилиям, по событиям 6-го числа.
Т.ДЗЯДКО: Но это в первую очередь вокруг событий 6-го числа или вокруг деятельности Ксении Собчак как таковой в принципе?
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Откуда у тебя такие деньги, там…
К.СОБЧАК: Там много вопросов по деньгам и много вопросов по событиям 6-го числа. Я думаю, что основная история (я не знаю, правда, каким образом это можно будет сделать) будет желание привязать эти деньги к событиям 6-го числа, что абсолютный абсурд.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: То есть тебе кажется, что их не вернут тебе?
К.СОБЧАК: Ну, мне кажется, что это вообще все было похоже на грабеж, чистой воды грабеж.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Кто-то знал, что у тебя есть большая сумма денег в сейфе и они специально это сделали?
К.СОБЧАК: Я думаю, что да, потому что, ну, собственно говоря, я же не каждый день храню такую сумму денег у себя в сейфе. У меня там происходит какая-то своя жизнь, ремонт, ну, там я не буду вдаваться в подробности. Поэтому, естественно, я думаю, что телефон слушался и это был вот такой вот акт, знаете, «ну вот давайте ее еще и деньгами накажем». Учитывая, что у меня, правда, нету акций Газпрома, я деньги зарабатываю сама и тяжелым трудом, это очень такой, вот, хороший способ не просто наказать, а вот так вот сделать это с особым цинизмом, понимая, что, лишившись работы и лишившись уже на сегодняшний момент каких-то важных заработков, это будет для меня какое-то такое серьезное испытание.
Т.ДЗЯДКО: Мне хотелось бы, чтобы завершить тему сегодняшних событий, допрос в Следственном Комитете – а на чем вы, собственно, с ними разошлись? «Все, спасибо, Ксения Анатольевна, всего доброго, до свидания»?
К.СОБЧАК: Нет. Вы знаете, мы подали 2 ходатайства по поводу денег. Но это даже еще не весь беспредел. То есть беспредел происходил, на мой взгляд, по 3-м основным вещам. Во-первых (и это самое главное), у меня изъяли загранпаспорт, чего, в принципе, не имеют права делать, если тебе не предъявлено обвинение, не взята с тебя подписка о невыезде. Только после этого есть определенная процедура, ты даешь эту подписку о невыезде. В этом случае у тебя могут еще при определенных обстоятельствах изъять загранпаспорт.
Т.ДЗЯДКО: Ну да. А здесь это получается подписка о невыезде по факту.
К.СОБЧАК: Этого не сделали ни у одного из других людей, которые идут по этому делу.
Т.ДЗЯДКО: В смысле у них загранпаспорта не забирали?
К.СОБЧАК: Нет. Я специально уточнила. Загранпаспорт с действующими визами изъяли только у меня. Без оснований, без объяснения причин.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А ты им сама дала или они нашли?
К.СОБЧАК: Нет, во время обыска. Во время обыска у меня лежал паспорт, его изъяли. Без объяснения причин. То есть это, в принципе, противозаконное действие. Ну, то есть вы не имеете права просто прийти, вломиться и во время обыска лишить человека паспорта при том, что в протоколе, в ордере было написано, что обыск по данному адресу проводится с целью нахождения предметов, улик, связанных с событиями 6-го мая. И у меня один вопрос: как мой заграничный паспорт может быть связан с событиями 6-го мая? Ответ: «Никак».
Т.ДЗЯДКО: А следователи, которые осуществляли обыск, они как-то объясняли происходящее именно в том, что касается паспорта?
К.СОБЧАК: Нет. И сегодня нам опять не объяснили. Нам было отказано в данном ходатайстве и сказано, что в следующий раз мы получим какие-то дальнейшие разъяснения. Но в целом, когда… Вы поймите, в чем беспредел. Что когда в ордере написано, что у тебя планируется обыск с целью нахождения улик, связанных с данным делом, у тебя не могут изымать загранпаспорт, потому что никаким образом он с этим делом связан быть не может. Так же, как и личные деньги, которые находятся в квартире.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А ты им сама сейф открыла?
К.СОБЧАК: Ну, я открыла сама, потому что иначе бы они взломали или опечатали, и потом бы мы вообще никогда не узнали, сколько там денег. Так у меня хотя бы была возможность каким-то образом это проконтролировать, поэтому… Ну, послушайте, я еще раз говорю, я – законопослушный человек. Другое дело, что это прямо грабеж и беспредел. И более того, это же очень важно сделать для того, чтобы опорочить в какой-то такой, вот, общественной плоскости. Потому что, ну, на уровне какой-то там желтой прессы раз у человека доллары дома хранятся, а не рубли, которые падают по курсу каждый день, то, значит, он уже сотрудник Госдепа. А если еще там сумма больше тысячи долларов, так это вообще что тогда такое? Понимаете, это же глубоко сидящая вот такая ненависть ко всему этому. При том, что у меня каждый год… Я являюсь ПБОЮЛом, я каждый год подаю декларацию о налогах. Я вполне хорошо зарабатывающий человек. И я это делаю каждый год, есть рейтинги журнала Forbes. Поэтому я вообще не очень могу понять, почему я не могу хранить в том числе даже, предположим, крупную сумму денег дома? То есть в чем такая проблема?
Безусловно, те суммы, которые называются, они там являются фантазиями тех людей, которые их называют. Но независимо от этого я имею право на это, это не является нарушением закона. Если мне нравится хранить деньги в конвертах или мне нравится хранить деньги в банках, в кубышках, под ковром – это мои деньги, я имею право их хранить, простите, в любом месте, в каком я только захочу, если эти деньги законно заработаны.
Т.ДЗЯДКО: Значит, первое ходатайство касалось загранпаспорта. А второе?
К.СОБЧАК: Да, второе – денег. Собственно, на каком основании?..
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А третье?
К.СОБЧАК: Нет, было сегодня 2 ходатайства. Вот, второе было связано с деньгами и их незаконном удержании на непонятных совершенно основаниях.
Т.ДЗЯДКО: А на это последовал какой-то ответ?
К.СОБЧАК: То же самое, было отклонено ходатайство, все объяснения будут даны позже.
Т.ДЗЯДКО: Я напомню, у нас в эфире Ксения Собчак. +7 985 970-45-45 – номер для ваших сообщений SMS. Также сообщения сюда в эфир можно присылать через Twitter аккаунту @vyzvon и через наш сайт в интернете echo.msk.ru. Ты вчера в общих словах и с какими-то минимальными подробностями описывала, как это все произошло. Если можно, чуть подробнее. Это в 8 утра было.
К.СОБЧАК: Это было в 8 утра, это была очень такая, неприятная и унизительная процедура. Вы знаете, я обязательно об этом, может быть, в свое время, надеюсь, напишу какую-то, может, биографическую книгу, но сейчас точно напишу статью. Для меня был абсолютно поразительным тот факт, учитывая, что я много читаю и много смотрю фильмов про всякие репрессии, про времена Гражданской войны, Второй мировой войны, вот все репрессии евреев, геноцид и так далее… И одно дело, об этом читать, другое дело, чувствовать, как делятся люди. Вот, для меня самое поразительное в этом обыске совершенно унизительном и отвратительном было даже не то, что меня ограбили, даже не то, что изъяли паспорт, даже не ощущение беззащитности, а именно насколько разные люди. Вот, люди делились ровно на 2 категории. Это было видно. Люди, которые выполняли свою работу, понимая, что это какой-то беспредел и им неловко в этом участвовать, и они не могут не послушать приказ, но они понимают, что они участвуют в каком-то подлом деле и неприличном. И люди, которые получали от этого удовольствие. Вот, вы знаете, видимо, вот это такой вот садизм – он присущ в любом государстве на любом уровне любому человеку. И, вот, люди ровно по этой грани делятся.
То есть там были какие-то очень приятные ребята-омоновцы, был один вполне нормальный человечный следователь. И был совершенно другой человек, который прямо получал удовольствие от каждого своего запрета, от того, что он заставлял мужчин ходить со мной в туалет и не давал мне одной, простите, в туалет сходить, понимаете? Я в течение 6 часов не выдерживала это делать, и до какого-то момента, пока второй следователь не заступился, там не было даже девушки со мной сходить в туалет. То есть я должна была это делать при мужчине в маске и с автоматом.
Вот какие-то такие вещи, когда было очевидно, что ну что я там от того, что я пойду сейчас в туалет, который они уже до этого обыскали 20 раз, и я говорю «Обыщите меня, если не верите, что я там что сейчас, покончу жизнь самоубийством? Или позвоню из внутреннего радара куда-то Макфолу? Чего вы боитесь?»
Вот такие вещи. Вот, желание унизить меня тем, что вслух при моем молодом человеке мне зачитываются какие-то интимные письма из моей прошлой жизни. Вслух, с выражением и со смешками, как мы там, какими именами называли друг друга, с каким-то, не знаю там, моим прошлым молодым человеком. Вот это все, понимаете, носило именно характер абсолютно такого унижения и наслаждения от этого унижения. Не говоря о том, что один из людей в какой-то момент просто взял мобильный телефон (слава богу, что я это увидела) и начал фотографировать эти пакеты, которые они собирали по квартире, какие-то деньги, вот то, что они изымали…
Т.ДЗЯДКО: Это то, что потом оказалось на сайте LifeNews?
К.СОБЧАК: Нет-нет-нет. Это я прекратила, я подошла и сказала: «Вы не имеете права на мобильный телефон снимать обыск. Это вообще что такое?» Он это все стер, очень быстро растворился из квартиры, больше я его не видела. Хотя, это тоже нарушение закона. То есть, есть группа, эти все люди там прописаны.
Дальше через час после того, как я вышла из квартиры, так как у них не было заснятых на мобильный фотографий… Они обычно так и делают. То есть со следователем приходит человек, который на мобильный это все фотографирует (это все одна мафия с LifeNews) и тут же выкладывает. Но тут, так как у них не было этих фотографий, я это пресекла, то они просто не постеснялись и абсолютно по беспределу выложили фотографии следствия. Друзья, если вы посмотрите на портал LifeNews, там выложены фотографии следствия, то есть вот с этой линейной следствия. То есть это официальные документы. Мы, безусловно, будем заводить уголовное дело и на LifeNews, и на человека, который делал эти фотографии…
Т.ДЗЯДКО: А ваш адвокат будет, соответственно, по этому поводу обращаться?
К.СОБЧАК: Да, безусловно, потому что там эти фотографии оказались раньше, чем на сайте Следственного комитета. Только сегодня эти фотографии появились там, но уже вчера, через час после обыска они были на портале LifeNews. Это вообще как? То есть это продолжение того же беспредела, который в свое время происходил с Немцовым и с его выложенными разговорами. То есть получается, что у нас теперь главный источник информации о любом следствии – это портал LifeNews. И подписывая любые подписки о том, что вы не будете разглашать материалы следствия, ты абсолютно беззащитен перед судом, потому что ты не имеешь права раскрывать детали, а они обладают всей полнотой бесправия, когда просто через час о тебе в газете расскажут, и в каком виде ты был, и в каких трусах ты был, и какие у тебя там были деньги, и еще фотографию тебе покажут. Ну, это просто беспредел! Абсолютный!
Т.ДЗЯДКО: Что было изъято во время обыска кроме загранпаспорта и денег?
К.СОБЧАК: Слушайте, были изъяты все телефоны, были изъяты все вещи, которые имели какое-то отношение к технике, вплоть до домофона. То есть, вот, домофон, какие-то пульты, какие-то старые телефоны, вся радиосвязь. Видимо, они считают, что я – радистка Кэт, я не знаю, что. Но, вот, все, что имеет отношение к технике, было изъято. Были изъяты мои личные письма – тоже вызывали большой интерес, личная переписка романтического характера.
Т.ДЗЯДКО: В смысле бумажные письма?
К.СОБЧАК: Да-да-да. Ну, от руки там: «Дорогой Вася, поздравляю с днем рождения. Люблю, целую». Ну, вот такого рода.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Что тебе сказал офицер какой-то, который обыскивал? Что лучше бы тебе было встречаться с кем?
К.СОБЧАК: Ну вот там был абсолютно такой персонаж, вот такого садистского толка, вот есть люди, которые с удовольствием это все, и совершенно какие-то непотребные комментарии в мой адрес, в адрес Ильи Яшина и что: «Ксения Анатольевна, все понимаете. Вон, с кем связались, вот теперь расхлебывайте, конечно. Вот бы сейчас с каким-нибудь нормальным человеком, с чекистом, была бы другая жизнь». Видите? То есть это все абсолютный Кафка.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Они ворвались к тебе в дом или ты сама им открыла дверь? Как это вообще происходило утром, в 8 часов? Ты спала? Ничего не предвещало?
К.СОБЧАК: Я спала в 8 утра, раннее утро. В это время обычно ко мне домой приходит домработница, которая мне помогает по дому. И, собственно, так как дверь закрывается, у меня понятный механизм с ней взаимодействия. Я не очень просыпаюсь и не очень ожидая гостей, я просто открываю ей дверь и даже, как бы, ну, не смотря за дальнейшими действиями, потому что я иду спать, я сразу ухожу спать. Потом мы встречаемся с ней через пару часов, когда я просыпаюсь.
В данном случае я сделала то же самое, даже не посмотрев в глазок, потому что я была уверена, что 8 утра, как бы, понятно, что. Я открыла дверь, развернулась и, действительно, я была не одета, потому что я спала. На меня накинулись эти люди, окружили, какое-то время мне не давали даже одеться, потому что мне нечего было надеть и, вот, собственно, это все началось.
Т.ДЗЯДКО: И сколько часов это продолжалось?
К.СОБЧАК: Около 6-7 часов. Они начали в 8 утра, закончили в районе 5-ти.
Т.ДЗЯДКО: Какая главная эмоция кроме, вот… Ты говоришь про омерзение. Помимо этого. Это страх? Это страх от беззащитности?
К.СОБЧАК: Страх от бесправия, понимаете? Вот именно страх, что это вот какие-то бандиты и ты ничего не можешь сделать. Потому что когда тебе не дают возможности запустить адвоката… Ко мне не пустили адвоката. Адвокат смог каким-то невероятным трудом, уже когда подъехал в том числе и Генри Маркович Резник, которого не пустили впервые за долгую его адвокатскую практику. Пустили другого адвоката, который был тоже приписан к делу еще по другому… У меня теперь много уголовных дел просто. Его пустили только под самый конец, когда они все это уже изъяли. То есть я совершенно не понимала, как себя вести, что я должна делать, что не должна. Абсолютно наглое поведение, абсолютное ощущение бесправия и… Вот знаете, вот это мерзкое ощущение, когда человек, вот, сильный (я – боец), но вдруг ты садишься и ты понимаешь, что у тебя дрожат руки. У меня дрожали руки вчера, потому что это ощущение, что ничего не можешь сделать, что, вот, эти люди, которые ходят по твоей квартире, которые могут сделать все, что угодно.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А как об этом узнала твоя мама?
Т.ДЗЯДКО: Да, вот я ровно об этом хотел спросить.
К.СОБЧАК: Я думаю, что ей позвонил уже, наверное, Генри Маркович, потому что нам не давали звонить по телефону. Это тоже надо понимать. Ну, вот, я оказалась в таком вот плохом американском фильме о 37-м годе здесь, в России. Потому что я каким-то образом ухитрилась послать смску своей помощнице: «Срочно. Обыск дома. Сделай что-нибудь». И дальше как-то это все происходило.
Т.ДЗЯДКО: Я напоминаю, у нас в эфире Ксения Собчак в программе «Обложка-1». Мы сейчас прерываемся на небольшую паузу, новости в эфире «Эха Москвы», после чего вернемся в студию. Напомню, +7 985 970-45-45 – номер для ваших сообщений SMS.
НОВОСТИ
Т.ДЗЯДКО: Еще раз приветствую аудиторию телекомпании RTVi, радиостанции «Эхо Москвы». Это программа «Обложка-1» и ее ведущие Софико Шеварднадзе и Тихон Дзядко. И у нас сегодня в гостях Ксения Собчак. Чтобы закончить тему денег, вот, сообщил Владимир Маркин, официальный представитель Следственного комитета, что, я цитирую, «следствие заинтересовалось в источниках происхождения этих изъятых в ходе обыска денежных средств. В рамках расследования будет выяснено, уплачены ли с этой суммы налоги и для этого уже назначена налоговая проверка. Следствие также намерено выяснить, для каких целей могла предназначаться такая крупная сумма, расфасованная более чем в 100 конвертов».
К.СОБЧАК: Во-первых, я не очень понимаю, почему я за деньги, которые я зарабатываю, должна оправдываться и говорить, на что она предназначена. И почему я должна хранить их не в конвертах, а, я не знаю, в резиночках или что, бабочками их сворачивать, самолетиками? То есть мне вообще странны эти вопросы. Почему я не имею права хранить деньги в конвертах? Это что, является преступлением? А в чем еще хранятся деньги, если не в конвертах? Вот, я как-то привыкла хранить деньги так. Кто-то их хранит, резинкой обматывает. Вот, мне это неудобно, потому что это все срезает там концы денег. я должна это объяснять следователю? Это, мне кажется, очень странная форма. А потом вы меня простите, пожалуйста, налоговая проверка – я совершенно не против и, собственно, безусловно, мои адвокаты об этом знают и как-то мы готовим материалы по этому делу. Но вопрос не в этом. Я там каждый год сдаю декларацию, являюсь ПБОЮЛом и так далее.
Причем здесь налоговая проверка и 6-е мая? Дело, по которому я вызываюсь на допросы, дело, по которому я прохожу свидетелем, связано с беспорядками, напоминаю, 6-го мая. Какое отношение налоговая проверка имеет к 6-му мая? Ну, вы тогда скажите.
Т.ДЗЯДКО: Ну а, может быть, эти деньги были получены от иностранных спонсоров для того, чтобы выплачивать организаторам кровавой революции в России и расфасованы по конвертам.
К.СОБЧАК: Ну, у нас могут доказать все, что угодно. Мне кажется, на одном том основании, что там существуют доллары США, можно уже сделать вывод, что это деньги Госдепа. То есть это тут вопрос логического доказательства, то есть что будет являться доказательством того или иного факта. Я не знаю, честно говоря, степень своей собственной бесправности в собственной стране, и поэтому у меня нет ответа.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Когда тебя засняли в это же утро (по-моему, это тоже было на LifeNews или где-то выложено), ты говорила, что «я никогда не думала, что произойдет то, что сегодня произошло, и слава богу, что это не видит мой отец». Ты, действительно, думала, что ты сейчас пойдешь в оппозицию… Хотя, ты, действительно, никогда не ругала напрямую Путина. Но для них этого никакого значения не имеет. То есть ты либо с ними, либо против них, да? Ты, действительно, думаешь, что ты можешь заниматься оппозиционной деятельностью и с тобой ничего не будет, вот, все будет как по-прежнему?
К.СОБЧАК: Нет, я просто не думала, что, во-первых, когда человек высказывает свое мнение, он занимается оппозиционной деятельностью. И я, конечно, считаю, что это какая-то личная история. То, что я говорю, мало чем отличается от того, что говорит Леонид Парфенов, которого при этом показывают и по Первому каналу, и не производят у него обысков. То, что я говорю, мало отличается от того по сути по своей… Может быть, я не говорю это так красиво, но по сути это мало отличается от того, что говорит Акунин, или от того, что говорит Быков, или даже от того, что иногда, Софико, говоришь ты или Тихон Дзядко. Здесь не вопрос того, что я говорю. Моя позиция более чем умеренная. Я всегда говорю о том, что помимо ситуации стагнации в нашей стране вторая крайность, которой я тоже опасаюсь, это гражданская война, приход ультралевых и так далее. Этого я боюсь не меньше, чем того, что происходит сейчас.
Но в данной ситуации вопрос не в том, что я говорю. Вопрос в какой-то травле и мести.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: О’кей. А тебя не предупреждали, что человек, который очень мстительный, он, как бы…
К.СОБЧАК: А за что мне мстить? Я…
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну, потому что ты с ним связана. Мы с Тихоном с ним никак не связаны, а ты с ним связана с детства.
К.СОБЧАК: У меня нету ответа на этот вопрос, потому что я, правда, все, что делала в этой жизни, я делала сама и большим трудом. И мне это дорогого стоило, и мне в этом смысле никто не помогал. Я пробивалась сама, пробивалась разными способами, иногда сомнительными, иногда нет. Но это был тяжелый путь, это был мой путь. И мне никто ничего на блюдечке с синей каемочкой не принес. И это тоже очевидно. Всем, кто знает, как развивалась моя карьера, это тоже очевидно. Я не начинала свою карьеру на Первом канале федерального телевидения, понимаете? Я ее начинала на маленьких молодежных каналах, постепенно завоевывая аудиторию и делая это так, как я могла на тот момент, так, как мне позволяли условия, в которых я находилась. Поэтому, конечно, я считаю, что это несправедливо.
Но другое дело, что, видимо, существует логика того, что когда тебе просто не мешают, это уже тебе помогает.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Скажи, пожалуйста, ты еще сказала, что на сегодняшний день у тебя нет средств на существование, что ты одолжила денег у своего стилиста.
К.СОБЧАК: Сейчас мне мама уже привезла деньги.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Да. Ну, понятно, что там какие-то главы каналов могут тебя забанить, чтобы ты больше не вела какие-то мероприятия на федеральных каналах. Но, вот, у тебя же есть также друзья и высокопоставленные какие-то чиновники, и олигархи? Вот те люди, которые остались при тебе, они сейчас готовы впрягаться за тебя и как-то выручать тебя? Или они тоже отошли в сторону?
К.СОБЧАК: Ну, слушайте, время покажет. Пока есть и те, и другие. Есть и те, которые пропали. Но это тоже нужно понимать, наверное, и не озлобляться. А есть люди, которые очень сильно поддерживают и не боятся. И таких тоже очень много. Это, вот, удивительно. Тоже очень приятное открытие, когда у людей свой бизнес, они независимы от государства, ходят на эти митинги. Но нам вообще плевать. Чего, вот, бояться? Всю жизнь так можно прожить и бояться. Но, в основном, конечно, людям, которым есть, что терять, им почему-то страшно, и вот это та самая мерзкая самоцензура, про которую я и говорю.
Я, знаете, я всегда это видела с другой стороны забора. Я, например, задолго до всех этих оппозиционных митингов и вообще того, что меня это стало очень волновать, я дружила исключительно по другим историям с Борисом Немцовым. И меня всегда удивляли люди, которые подходили ко мне и говорили «Слушай, а, может быть, вот, Борю, все-таки, не надо звать. Знаешь, он же вот такой вот». Мне всегда это было так странно, я даже не понимала, о чем они говорят. Я говорю: «Послушай, я Борю зову и при этом я Федю Бондарчука зову, потому что я с ним по другим совершенно позициям дружу, хотя не всегда разделяю то, что он там политически делает». Я как-то вообще так не разделяю, что кого-то можно не позвать на день рождения или куда-то, потому что, ну, как-то, вот, он оппозиционен. Но, оказывается, есть большое количество людей, которые именно так и рассуждают. И вот это для меня, честно говоря, стало просто удивительным.
Т.ДЗЯДКО: А ты связывалась сегодня или вчера с какими-то знакомыми или друзьями, условно говоря, из власти для того, чтобы понять логику происходящего, в частности, логик происходящего в отношении тебя?
К.СОБЧАК: Мне кажется, эта логика понятна. Мне кажется, что… Ну, слушайте, здесь, я считаю, что каждый принимает свои решения, каждый за них отвечает перед собой, перед богом, перед совестью, перед людьми. Я принимаю свои решения, кто-то принимает свои. Ну, то есть мне кажется, это не та ситуация, в которой можно и нужно о чем-то разговаривать.
Т.ДЗЯДКО: Не, ну просто может быть логика напугать Собчак, а может быть логика закрыть Собчак, например.
К.СОБЧАК: Может быть. А, может быть, это логика сделать максимально возможное, а потом посмотреть. Ну, знаете, это же вопрос того, что страх, что есть, на чем держать на крючке, или нет, на чем держать на крючке. Явно люди слушали телефон, явно они понимают, что это, собственно, те мои сбережения, которые у меня есть, и что мне финансово будет нелегко. И явно это делается с какой-то целью, ну, как минимум удержанием на долгое время этих денег. То есть сейчас у меня будет приостановлен ремонт, который я делала. Ну, то есть, как бы, тут вопрос, как далеко это зайдет. Понимаете, когда ты находишься в ситуации бесправия, ты никогда не знаешь, как далеко это зайдет, потому что это не связано с тем, что ты сам понимаешь, ты сделал или не сделал, совершил или не совершил. Понимаете? В этом большая разница правового государства от неправового. Там ты понимаешь, что, вот, собственно говоря, ты мог что-то совершить противоправное и за это может последовать вот такое вот неизбежное наказание. А тут ты никогда не знаешь, потому что ты ничего не совершаешь, а произойти может все, что угодно. И я это ощутила в своей квартире, когда в какой-то момент у нас вначале был обыск с собакой на тему наркотиков.
Т.ДЗЯДКО: В смысле это первая часть обыска сначала?
К.СОБЧАК: Да, первая часть обыска. И в какой-то момент омоновец выносит какой-то пакет коричневый, и собака что-то начинает лаять. Он говорит: «Что это?» И я начинаю просто трястись, потому что я понимаю, что мне сейчас подкинули наркотики, что я не знаю, что это за пакет, я вижу его первый раз в жизни. И у меня начинается, я говорю: «Так, я не знаю, что это за пакет. Я его вижу первый раз в жизни, я не имею к нему никакого отношения». И уже потом, когда вот эта реакция проходит, он, как бы, стал его рассматривать, понюхал, дал мне понюхать. Это оказалась лаванда, это моя домохозяйка кладет в белье такие лавандовые саше. Но вот это ощущение, когда… Могло и до этого дойти. Мы сейчас могли сидеть не здесь, а господин Маркин или кто-то еще мог шить мне не, там, налоговое спонсорство Госдепа или уход от чего-то еще, а то, что Ксения Собчак держит у себя пакеты с анашой и кокаином. И люди бы тоже в это поверили. Ну, конечно, Ксения Собчак – светская львица, значит, наркоманка, кто-то еще. Любая версия ложится на это. И я не удивлюсь, если следующий шаг будет таким.
Т.ДЗЯДКО: Смотри, ты, выступая на первом митинге 24 декабря на Проспекте Сахарова, ты сказала «Власть нужно не менять, а на нее нужно влиять». Это по-прежнему твоя позиция? Или вчерашняя и сегодняшняя истории еще больше, чем истории другие последних месяцев внесли в эту позицию коррективу?
К.СОБЧАК: Вы знаете, я могу сказать так, что я не позволю и не доставлю всем тем людям, которые творят этот произвол, меня озлобить, потому что это позиция слабости. Вот, я не дам им такой радости. Что бы они ни делали, даже если это кончится тем, что я поеду за особо крупные налоговые нарушения и государственную измену куда-то в район Сибири, в Читу, где мой папа родился, то я даже тогда (я надеюсь), во всяком случае, я сделаю все, чтобы я не озлобилась и не превратилась в ультрарадикала.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: То есть ты будешь как Ходорковский, достойно отсиживать за непонятно что.
К.СОБЧАК: Слушай, я надеюсь, что, все-таки, я не буду… (говорят одновременно) Вы меня рано хороните, честно говоря. Спасибо вам большое, но я, все-таки, надеюсь на лучшее и то, что, все-таки, это будет носить рациональный характер. Но я хочу показать своим примером, что нельзя озлобляться. Ведь, я говорила на своем примере, что когда тебя бьют, это не значит всегда, что ты должен отвечать в ответ омоновцам, даже если они первые начинают, потому что умный в драке не участвует. Так вот и сейчас я хочу сказать, что мне очень сложно, потому что это, правда, беспредел, и мне очень больно, что так происходит. Но я всей своей душой и всем своим существом стараюсь держаться на том, что да, нужно продолжать этот сложный путь, нужно продолжать стучать в эту закрытую дверь, откуда тебе еще периодически такие подарки делают.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты сразу позиционировала себя так, что «я просто человек, который теперь будет говорить вслух то, что я думаю, я не могу больше молчать. Но я не пошла в политику». То есть ты это неоднократно подчеркивала. Как ты считаешь, власть больше по собственной глупости толкает тебя в политику теперь уже? У тебя есть выход не идти в политику?
Т.ДЗЯДКО: Я прошу прощения, и может ли в представлении гостьи помимо «Ксения Собчак, телеведущая», что-то должно идти через запятую? Общественный деятель, гражданский активист, политик?
К.СОБЧАК: Ну, гражданский активист – наверное. А по поводу политики я могу честно сказать, у меня есть желание заниматься своей профессией в свободной стране и бороться за свободу СМИ. Вот это желание у меня огромно, Мне очень интересна моя профессия, я очень ее люблю. Но сейчас так получается, что этот круг становится все уже и уже, и все толкает меня к тому, что может так получиться, что у меня просто не останется какого-то другого выбора.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вот! Я об этом и говорю.
К.СОБЧАК: Так может произойти. Но, опять, и это тоже некая глупость, потому что это не то, что я, на самом деле, хочу. Потому что я на самом деле считаю, что я могла бы сделать очень многое для того, чтобы изменить российское телевидение, для того, чтобы его поменять, для того, чтобы продолжать говорить с той аудиторией, которая, может быть, не является аудиторией «Эха Москвы», не является столь политизированной и как раз является так называемым ядерным электоратом Путина. Вот как раз с этой аудиторией я могла бы говорить, могла бы каким-то образом ее образовывать, сделать так, чтобы эти люди проявляли больше интереса к политике и делать это молодежно, интересно и в другом ритме и режиме.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты будешь сейчас уже как-то стараться достучаться до Путина, объяснить ему, что «это полный бред, я ничего против вас лично не имею, я просто хочу заниматься своим делом»?
К.СОБЧАК: Слушайте, ну а что это?.. Это и так очевидно. Это нет смысла что-то кому-то объяснять. Понимаете? Каждый делает то, что он делает. Я высказываю свою позицию, она не меняется. Вот, я как говорила тогда, когда мне свистели, что я хочу влиять на власть, а не смотреть на то, как борются за какие-то места под солнцем еще не существующие оппозиционные лидеры. Потом мне перестали свистеть, но я говорила, в целом, то же самое, что нужна позитивная программа. Сейчас я говорю то же самое, что нельзя кричать «Путин, уходи!», потому что это просто на данный момент бессмысленно, нужно говорить «Путин, верни выборы». Я всегда говорю о том, что нужна некая позитивная платформа, нужно даже в лозунгах обращаться именно к этой стране. Но там, собственно, дверь заперта. Моя позиция от этого не меняется. Но оправдываться ни перед кем я тоже не собираюсь и говорить «Знаете, я не то имела в виду».
Т.ДЗЯДКО: Но все эти события и, в частности, обыск и характер обыска, о котором мы сейчас слышали, это, разве, не связано с той атмосферой, которая появилась во многом с приходом Владимира Путина к власти? И что это такой условный в кавычках коллективный Путин вся эта система.
К.СОБЧАК: Ну, я думаю, что да, это то самое закручивание гаек, которое мы все предсказывали, говорили об этом, не верили. И может быть, это такая показательная порка. Я не исключаю.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Слушай, тебя же не было 6-го мая на митинге и ты до последнего не говорила, пойдешь ли ты на Марш Миллионов сегодня.
К.СОБЧАК: Нет, почему? Я говорила перед 6-м числом. Это как всегда все упускают из вида, потому что это разные способы доставки. До того, как написать ЖЖ, к которому в том числе, я думаю, будет много вопросов, потому что это удобная почва для провокаций, я примерно те же тексты писала в Twitter’е до марша. Но так как Twitter – это немного другой источник информации, об этом мало кто говорит. Но это все зафиксировано, это есть в моем Twitter’е. То есть я писала накануне 6-го числа, что лично я делаю свой политологический прогноз, что будут провокации, будут экстремистские выходки и я считаю, что это будет жесткий митинг. Собственно, я потом написала об этом более развернутый пост.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я про другое. Тебя не было на митинге 6-го.
К.СОБЧАК: Не было.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты собиралась сегодня пойти, если бы не обыски, если бы не Следственный комитет?
К.СОБЧАК: Да, сегодня я собиралась пойти.
Т.ДЗЯДКО: А обыски и Следственный комитет как-то повлияют на твое участие в протестном движении или нет?
К.СОБЧАК: Да нет. А я просто не считаю, что проявление своей гражданской позиции является каким-то преступлением, предательством и чем-то противоправным.
Т.ДЗЯДКО: Не, ну это слова. А есть… Ну, условно говоря, 7 месяцев назад у тебя обыск не проводили.
К.СОБЧАК: Это правда.
Т.ДЗЯДКО: И это не просто так произошло. Станет ли для тебя это таким звоночком «Опа. Все, хватит»?
К.СОБЧАК: Ну, у меня так не работает голова просто, я не могу остановиться из-за того, что со мной ведут себя несправедливо. Я сама не пойду дальше, понимаете? Не пойду дальше в радикализацию. И я это делаю сознательно. Иногда себя останавливаю, потому что, конечно, когда человек чувствует несправедливость, ему очень хочется ответить агрессией. И это то, как всегда начинается дорога в ад. Именно зная это, я этого сознательно не делаю. Вот это сложно. Я считаю, что я все делаю правильно. Внутри меня живет правда, и есть этот стержень, на который я опираюсь. А мне больше не на что сейчас опереться кроме как на то, что живет внутри меня.
Т.ДЗЯДКО: Ну вот в скором времени планируется съезд Партии народной свободы, ну, или как там на базе Республиканской партии. Ты будешь принимать в этом участие или нет?
К.СОБЧАК: Ну, я пока не рассматривала для себя такие варианты.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А также в скором времени будет юбилей твоего папы, если я не ошибаюсь.
К.СОБЧАК: Да.
Т.ДЗЯДКО: Да, 10 августа. Как ты думаешь, Владимир Путин будет появляться на каких-то мероприятиях, с этим связанных?
К.СОБЧАК: Ну, это вопрос к нему, а не ко мне. Я не знаю.
Т.ДЗЯДКО: Но у тебя есть, что у него спросить в тот момент, когда вы с ним столкнетесь лицом к лицу, и что это будет за первый вопрос?
К.СОБЧАК: Ну, во-первых, я не думаю, что события, связанные с моим отцом, можно каким-то образом использовать для таких целей. Вы знаете, мне кажется, есть вещи, выше даже обысков у меня дома. Поэтому, знаете, почтить память может прийти абсолютно любой человек, и я не считаю, что в таком антураже есть место для каких-то вопросов, даже самых важных для тебя.
Т.ДЗЯДКО: А в ином антураже какой будет первый вопрос?
К.СОБЧАК: Ну, безусловно, у меня достаточно много вопросов и по происходящему, и по собственной судьбе, и по всему, что я вижу вокруг. Таких вопросов много. Наверное, в один очень сложно сейчас сформулировать.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну а что тебе про все это говорит мама? То есть для нее ж это не ново, вот, член ее семьи идет ва-банк, идет в политику?
К.СОБЧАК: Мне маму очень жалко. Вот, маму мне очень жалко. Она вообще… Мне жалко ее, это ужасная такая дилемма, потому что она же это все один раз пережила уже. И для нее это, вот… Как бы, у человека есть некий персональный ад, вот то, что она всю жизнь боялась, то, что происходило с ее мужем, то, что стало огромной трагедией, и то, что было самое страшное время в ее жизни. И сейчас получается, что она уже пожилой человек, для нее это возвращается. Вот, мне это очень жалко. Потому что она, ну, точно этого не хотела и не заслуживает. А с другой стороны, я тоже по-другому не могу. И вот такая вот дилемма жуткая – это очень тяжело.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А ее права как-то ущемляют?
Т.ДЗЯДКО: Она призывает отказаться от участия во всех подобных мероприятиях?
К.СОБЧАК: Ну, конечно, призывает. Ну, естественно.
Т.ДЗЯДКО: А как она отреагировала конкретно на обыск, на допрос? «Все, Ксюша, хватит»?
К.СОБЧАК: Да нет, ну это даже для нее стало… Ну, то есть, понимаете, всегда же ты думаешь, что есть какое-то понимание грани наказания за что-то и даже, там, публичной порки. Но это, правда, переходит все границы. Это же очевидно.
Т.ДЗЯДКО: Софико, у тебя был вопрос, я тебя перебил.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Мне хотелось узнать, ущемляются ли ее права как-нибудь, припугивают ли ее тобой?
К.СОБЧАК: Ну, ее не припугивают, но в ближайшее время мы увидим, как будет развиваться ее судьба. Мне кажется, как ни странно, несмотря на то, что, казалось бы, еще Сталин говорил, что сын за отца не в ответе и, соответственно, наоборот это, наверное, так же действует, она говорит, что там тоже климат поменялся вокруг нее. Хотя, уж она точно тут не причем, она – человек лояльный, член Совета Федерации.
Т.ДЗЯДКО: Ну, на голосовании по закону о митингах, например, она ушла с заседания, насколько я понимаю. Во всяком случае, не голосовала.
К.СОБЧАК: Ушла, не голосовала. Она не проголосовала против. Ну, послушайте, ей тоже это все тяжело. Вы представьте, что она, с одной стороны, она – мама и я для нее близкий человек. С другой стороны, этот закон о митингах. Ну как? Он имеет прямое отношение ко мне. По этому закону, за который она проголосовала бы, в том числе у меня другим грабительским способом могли отобрать большую сумму денег. Ну вот как? Мы все живем вот в этом времени каких-то совершенно безнравственных выборов каждый раз. Мы все поставлены в положение, что любой наш выбор – он безнравственен. И я была поставлена в такое же положение.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты боишься возвращаться домой после этого обыска?
К.СОБЧАК: Я не то, что боюсь, я не хочу. Вот, у меня ощущение, что просто у меня в душе потоптались, наплевали 20 людей, изучили все открытки, знают, где что лежит. И, вот, каждый из этих 20 людей пришел вечером домой и рассказывал, как, вот, у Ксении Собчак там в квартире все устроено и что у нее где лежит. Вот это отвратительное ощущение, конечно.
Т.ДЗЯДКО: Да.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вот, ты говорила, что были там некоторые, которые, действительно, чувствовали себя ужасно, потому что они делали свой приказ, но, на самом деле, понимали, что это абсурдно. Они как-то извинялись перед тобой?
К.СОБЧАК: Да нет. Просто было видно, что люди… И это еще страшнее, когда перед тобой сидит человек и он, и ты, вы вдвоем понимаете, что вы участвуете в подлом некоем акте. Но вы оба в нем участвуете. И один человек понимает, на чьей стороне правда, и второй понимает это тоже, но ничего не может сделать иначе. Он пытается, знаете, ну, вот, как можно штыком там человека в газовую камеру загнать, а можно, так вот приглаживая и так, вручая цветочек. Вот, есть люди, которые: «Ну ладно, Ксенечка, я тут аккуратно все посмотрю, я вот тут у вас не буду…»
Т.ДЗЯДКО: «Аккуратно почитаю ваши личные письма». У меня последний вопрос, чтобы вернуться к началу, по технике. Была объявлена какая-то дата следующей встречи со следователем, продолжение следственных мероприятий каких-то? Или допрос закончился – все, спасибо, до свидания?
К.СОБЧАК: Ну, вы знаете, я не знаю, какая там будет дальнейшая тактика. Дальше следующая дата уже есть, и, соответственно, продолжатся дальше все эти следственные процедуры.
Т.ДЗЯДКО: В смысле уже объявлена следующая дата для допроса?
К.СОБЧАК: Да.
Т.ДЗЯДКО: А когда это будет?
К.СОБЧАК: Это будет, по-моему, 15-е число, утром.
Т.ДЗЯДКО: Все понятно. Спасибо большое. Здесь, я должен сказать, огромное количество сообщений с поддержкой от слушателей «Эха Москвы» и зрителей RTVi. Благодарим нашего гостя.
К.СОБЧАК: Спасибо.
Т.ДЗЯДКО: Ксения Собчак, телеведущая, гражданский активист была у нас в студии. Говорили мы о допросе и обыске, и о том, что происходит вокруг этого, и что будет происходить дальше. Программа «Обложка-1», Тихон Дзядко и Софико Шеварднадзе. Спасибо.
К.СОБЧАК: Спасибо.