Пионерские чтения. Ксения Собчак: О любви

Тема, конечно, занимательная — любовь. И главное, каждый чувствует, что ему есть что сказать на эту тему. И даже президент Медведев на вопрос, что главное в жизни, сказал, что любовь. А где она, эта любовь? Кто-то ее вообще видел? Или, может, вам кажется, что вот эти слезы в шестнадцать лет, или бабочки в животе в двадцать, или ваша жизнь с мужем или женой сейчас — это и есть любовь? Если вы все еще пребываете в этой иллюзии — посмотрите вокруг. Все эти хитросплетения кокетства, переживаний и междуусобной е…ли — все это к любви имеет примерно такое же отношение, как диетическая кола к диете. Об этом уже написали люди поумнее: весь этот стандартный набор переживаний, страданий и счастья есть удовлетворение наших невротических потребностей. Слабые мужчины находят сильных женщин, чтобы самоутверждаться за их счет, сильные женщины терпят нытиков рядом, но мечтают о сильном мужчине, который, в свою очередь, ищет теплую, тихую, мудрую женщину для обеспечения своей силе достойного тыла — и в этой вязи «дедка за бабку, бабка за репку» мы все тихо и дружно пропадаем. Годами не понимая, почему невозможно наладить нормальные отношения либо почему приходится терпеть то, что есть, довольствуясь тихими эсэмэсками блондинке Анджеле в ночи. Много вы знаете по-настоящему любящих друг друга людей? Которые спустя десять, пятнадцать лет вместе в любви, без второй семьи, секретарши или водителя Коли? И на это есть статистика — четыре процента населения Земли. Психологи утверждают, что все эти наши «как только я его увидела, меня сразу стало тянуть к нему» и «поговорив с ней, я сразу понял, что это судьба» — имеют всегда очень четкое объяснение. Всю жизнь жалуясь на то, что ей попадаются козлы и подонки, женщина в комнате с сотней самых разных мужчин выберет именно такого козла, как бы он ни маскировался. И порвать этот бессознательный круг очень сложно. Мы специально выбираем себе именно такого возлюбленного или возлюбленную, чтобы наш круг не размыкался. Сильные женщины искренне будут рассказывать о том, что за всю жизнь ни одного сильного мужчины не встретилось, не понимая, что это не то что не встретилось, а просто такие мужчины обходят таких вот ожидающих «сильной руки» стороной и ищут тихий заботливый тыл. Слабые, с заниженной самооценкой женоподобные мужчины будут вам рассказывать про женщин-стерв, которые их все время используют, и искренне мечтать о теплой, все понимающей девушке, встретив которую на улице, пройдут мимо, никогда не оглянувшись, — потому что скучно, потому что на такой не самоутвердишься. Говоря простым языком гламура, только Абрамович может позволить себе часы «Свотч» — реально удобные, не ломающиеся и невзрачные, так как ему не надо никому ничего доказывать, а владелец малого бизнеса — всегда в «Турбийоне». «Турбийон», в свою очередь, всем своим видом надменно показывает, что создан он для запястий другого рода. Но эти запястья неизменно выбирают «Свотч», так как «Турбийон» в их статусе — это неприлично. Такая вот сложная механика человеческих отношений. При чем тут только любовь?

У Юнга есть гениальная теория. Сказать «я люблю тебя» — это уже скрытая агрессия в адрес человека. Это как бы дать человеку обещание, которое ты заведомо не можешь выполнить. То есть вранье, про которое другому тоже бессознательно понятно, что это вранье. Так как в нашей голове после слов «я люблю тебя» очень быстро возникает воображаемый список того, что ты теперь должен, раз я тебя люблю, и список того, что теперь тебе нельзя, раз я тебя люблю. Мы любим только какой-то миф, созданный в нашей голове который всю жизнь пытаемся примерить на живых людей, отчего страдаем и сами, и жертвы наших бесконечных примерок. Самое правильное, что мы можем сказать человеку, которого как бы любим, это признаться, честно стараясь это исполнить: «Я тебя никогда не обижу». «Я не сделаю тебе больно» — это единственное, что сделать в наших силах. И принять человека таким, какой он есть, — звучит так банально и знакомо, но совершенно невозможно к применению.

А еще есть боль, обиды и разочарования прошлого, которые заставляют нас сдерживать эмоции, контролировать себя и идти на компромиссы — это самое отвратительное, на что в долгом семейном марафоне обязан пойти каждый. Компромисс — это уже не любовь, это уступка ради получения какой-то выгоды. Уже бартер, уже бл…ство в отношении любви.

Лучше пусть все вокруг будут считать меня кем угодно, чем я буду чувствовать бл…ство в своей душе. Закончилось — уходи. Не дли, боясь будущего, того, что продлить не можешь. Ищи вновь и вновь, пока не найдешь или пока не состаришься — так я живу. Живу сложно и трудно. Но я не хочу присоединиться к стае трупов, которые ходят, едят, отдыхают вместе и рожают детей с невыразимым блеском мертвечинки в глазах, внутри которых похоронено нечто, что когда-то давно пережили эти двое людей. На загробном камне этих чувств люди научились писать умные, красивые слова о покойном — уважение, партнерство, родство. Не хочу так жить. Жить можно только ради любви и в любви, и если она уходит, надо тихонько закрывать за ней дверь. Не хлопать, не устраивать сквозняк, а просто закрывать. И никогда не таить обиду.

С близким человеком у меня недавно состоялся разговор. «Ты не доверяешь мужчинам, живешь, всегда оставляя шанс, что тебя обманут», — сказал мне он. «Да», — радостно ответила я и рассказала ему свою давно сконструированную теорию диверсификации рисков: лучше изначально из ста процентов доверия двадцать оставить на допущение обмана, чем потом, если разобьются все сто процентов надежд, оказаться в аду разочарования. «Да, это будет ад, — сказал он. — Но это будет ад на год, на два, ты из него выкарабкаешься и пойдешь дальше. А знаешь, милая, что такое настоящий ад?» «Что?» — спросила я, чувствуя, что сейчас мои умозрительные построения разлетятся на мелкие осколки. «Настоящий ад — это когда ты в восемьдесят лет поймешь, что всю свою жизнь откладывала эти чертовы двадцать процентов, никогда не наслаждаясь на сто».

Отряхнув осколки своих теорий, на которые так богат мой вечно рефлексирующий разум, я приняла новую веру: хочу научиться верить и видеть только хорошее. Потому что, в конце концов, любовный ад, как и любой другой, только у нас внутри, и это мое личное решение — видеть плохое или видеть хорошее. И тогда в словах «я люблю тебя» можно увидеть не будущие обманы, ссоры и потенциальное предательство, а увидеть и поверить, что в этот раз это по-настоящему, это честно и это навсегда. Пока смерть не разлучит нас. И пусть это будет даже тринадцатое «я люблю тебя» в твоей жизни.