Седьмые пионерские чтения. Сяо Линь и Лао Дзю
Ксения Собчак знает о душе Михаила Прохорова что-то такое, о чем он сам, возможно, только догадывается. А читателям данной колонки-притчи остается гадать, что же в действительности связывает этих двух людей
Душа Михаила Прохорова пришла в этот мир 58-й раз. В 57-й жизни это была хорошая, добротная душа китайского скрипача Лао Дзю, который жил праведно, небесного закона не нарушал, но был человеком крайне сластолюбивым и все двадцать три года супружеской жизни с Сяо Линь изменял ей со всем музыкальным и околомузыкальным миром Китая и Зап. Европы.
Очень мучился, чувствовал себя подлецом, снова изменял и снова мучился. За это душу сослали в Россию, которая, безусловно, является сомнительным местом для проживания, и в основном здесь обитали души людей с серьезными, практически фатальными для кармы прегрешениями. «Почему, почему хотя бы не в Камбоджe?» — после объявления приговора обиженно успел подумать перерождающийся в Прохорова Лао Дзю. Зато, кроме географической точки пребывания, все остальное было для души устроено вполне комфортно.
Душе было неожиданно просторно в большом и широком теле Михаила — правда, вначале совсем маленьком. Места было много. Лао было даже страшно смотреть вниз с высоты более чем двух метров над землей. Жизнь шла своим чередом, рос и крепчал Михаил, росла и душа. Небо всегда посылает нам именно те испытания, к которым мы менее всего готовы. Вот и душа, до этого живущая в тиши консерватории и в заботах о чистоте звука и переживаниях от соприкосновения с творчеством Баха и Моцарта, начала новую и трудную жизнь очередного преодоления себя.
Душу мучили спортом. Спорт был утром, спорт был днем, спорт был иногда вечером. Душа бултыхалась внутри, пытаясь отбалансироваться и зацентроваться, держась за левое легкое во время бокса, она сжималась в комочек где-то у желудка во время ужасной тряски изнуряющих многочасовых кардиотренировок, и она совсем не любила тягать вместе с Михаилом железо.
Зато после спорта Михаил добрел, его большое красивое тело наполнялось новой силой, которую он и нес на работу. Работать Михаил любил еще больше, чем заниматься спортом. Он умел чувствовать людей, был блестящим переговорщиком, умел найти общий язык с кем угодно и действительно понимал в том, чем занимался. Душа в какой-то период жизни очень томилась долгими и тягостными поездками в Норильск, жутким холодом, вечно закрытым по погодным условиям аэропортом и новогодними концертами группы «Иванушки Интернешнл», которая теперь навечно будет у нее ассоциироваться с Норильском.
Отдых тоже был понятием для души неоднозначным. Потому что для Михаила отдых это опять же был спорт. Просто в отличие от Москвы это всегда был спорт страшный, или необычный, или стремительный. Так, Михаил обычно таскал летом душу на Ибицу кататься на серфе до полного изнеможения, а потом еще сидел с душой в каких-то помещениях с душераздирающей (в прямом смысле этого слова) музыкой, а все люди странно и бессмысленно дрыгались до самого утра. Потом душу отправляли во Францию, на Кап Дай, в отель «Иден Рок», где опять гремела музыка, лилось шампанское, а серфинг заменялся бесконечными джетски и маленьким пригостиничным тренажерным залом.
Зимой душе тоже не давали покоя — она, бедная, сжималась от ужаса, когда ее скатывали с безумных трасс в туго застегнутом, сшитом на заказ непродуваемом костюме. Душа искренне раскаивалась за все свои 57 непутевых жизней, когда видела, проносясь по лобби «Библоса», чтобы поменять забитые снегом крепления, тихие влюбленные парочки, которые вставали не торопясь, долго завтракали и выходили ближе к обеду немного прокатиться, чтобы просто насладиться горным воздухом и компанией друг друга. Нашей душе был уготован совсем другой, мучительный путь.
Где бы ни находился Михаил, какой бы скайто-мото-серф он ни осваивал, везде его сопровождала безмолвная кучка высоких, красивых, помытых женщин. Они всегда были очень молоды, неразговорчивы, от их волос приятно пахло шампунем «Пантин Прови», а ногти на руках и ногах были тщательно избавлены от следов кутикул. Этих женщин всегда было много, и душа так до конца и не могла понять их тайного предназначения. По воскресеньям они оккупировали тихой стайкой уголок на веранде, по пятницам ходили в трусах по подиуму какого-то странного загородного зала под возгласы худого белозубого человека по фамилии Верник. Душа в основном в это время наблюдала за тем, как Михаил расставляет на досочке какие-то черные прямоугольнички с белыми дырочками и страшно радуется, когда они совпадают. Когда белые точки совпадали плохо, Михаил начинал хмуриться и поглядывать в сторону сверкающих трусов.
Как поняла со временем душа, эти вкусно пахнущие дешевыми отдушками женщины были чем-то ценным и явно незаконным в мире Михаила. Один раз в Куршевеле за женщинами приехала полиция, и их всех веселой гурьбой, с курточками на меху и лыжами со стразами, куда-то увезли. Увезли и Михаила с душой. Михаил грустил два дня в Лионе под арестом, а душа тихо радовалась, так как ее никто не скатывал с утра пораньше с горки и никто не заставлял перетаптываться с ноги на ногу в жутком месте под названием «Пещера». Но потом все уладилось, и душу опять стали катать и тренировать.
К сожалению, женщины не иссякали, и сколько их ни арестовывай, они как грибы после дождя опять появлялись за столами в дискотеках и на подиумах. Иногда из них выбиралась какая-то, и с ней происходили акты быстрого, а иногда и долгого, но всегда бессмысленно-холодного совокупления. Это было совсем не похоже на то, что было когда-то давно в жизнях этой души, и поэтому не приносило никакой радости и всегда оставляло чувство, схожее с тем, когда следящая за своей фигурой женщина съедает очень аппетитный с виду, но совершенно невкусный и даже приторный кусочек торта. Поистине пустые калории.
Но были и свои, пусть небольшие, радости в этой полной спорта, бизнеса и нескончаемого потока женских тел жизни. Душа жила в теле победителя — это было невероятное удовольствие, особенно учитывая, что эти победы были абсолютно рукотворными.
Правильно проданные акции, удачно расторгнутые сделки — все это наполняло душу радостью бытия. И конечно, общение с единственной, которая не была похожа на этих бессмысленных женщин, постоянно воссоздающих своим существованием фильм «Молчание ягнят».
Как же душа любила эти долгие, такие искренние разговоры с сестрой. Ирина была не спортсменкой и даже не бизнесменшей, как можно было бы предположить. Ирина была одним из лучших в этой северной стране литературных критиков. И она очень сильно отличалась от всех зубастых, ушастых и длинноволосо-мытых людей, которые окружали Михаила. Она была живая. И ее душа была чистой и переливалась, как радуга, самыми разными цветами жизни. Иногда душа даже думала, что возможность общения с ней была еще одним изощренным наказанием, чтобы, возвращаясь к жизни бокса и трусов, горше чувствовать свою долю. А жизнь все текла и текла, как священная китайская река Сяйнчи. И постоянный повтор одних и тех же действий, мест и людей как будто убыстрял и так короткую земную жизнь. Душа отстраненно следила за попытками Михаила вывести концепцию, как-то оправдать, а главное, объяснить самому себе, почему он живет именно так, бесконечно бегая по кругу одних и тех же впечатлений, которые уже давно не приносили никакого удовлетворения. Михаил был человеком умным, поэтому он объяснил, раздал интервью и даже научился получать удовольствие от отстаивания своей такой эпатирующей концепции трех главных жизненных удовольствий — бизнеса, спорта и еды.
Но где-то там, глубоко внутри, на 8-м уровне 5-го порога бессознательного, 57-я частичка души, которая была когда-то Лао Дзю, знала, что эта 58-я жизнь была дана для того, чтобы научиться ценить любовь к женщине, чтобы, будучи наказанным ее отсутствием, осознать, насколько бессмысленно и пусто все без этого самого удивительного земного чувства. Без счастливого утра, в котором вы просыпаетесь обнявшись, без невыразимого одиночества в отсутствие родного человека, в радостной наполненности, когда вы вместе, в сексе — который не в движениях, а в голове, в молчании единства, в потребности жертвовать всем и в желании жить ради этих жертв. И где-то здесь, в этом глубоком колодце бессознательного, Лао по-настоящему испытал боль и раскаяние за все свои измены и бессмысленные встречи и почувствовал поистине адские муки всеразъедающей тоски, оттого что не отдал всего себя своей настоящей, единственной Сяо Линь.
А душа Сяо Линь тем временем переродилась вновь, чтобы в новой жизни преодолеть себя в своей робости и безволии. Чтобы преодолеть уныние и усмирить гордыню. Сяо Линь в своей 36-й жизни, в 20-м веке, родилась в северном болотистом городе с большими дворцами и густыми туманами, чтобы пройти длинный путь потерь, скандалов, славы и интриг.
Ей предстояло стать известной телеведущей, потерять близких, научиться стоять за себя и не бояться чужого мнения, но главное, ей предстояло, преодолев робость и стеснение, самой научиться бороться за свое счастье и любовь.